| | | | | | | | | | | | | | | | | | | | | | |
|
|
 Людвиг II с полным правом заслуживает звания «антигерой своего времени». Его борьба с собственной эпохой и с естественным ходом истории была, конечно, заведомо обреченной и потому бессмысленной, но, тем не менее, героической и красивой. Вторая половина XIX века – это пора не только не романтическая, но даже антиромантическая. Время прогресса – научно-технического и социального, развития парламентаризма, падения блестящих монархий и войн («Век девятнадцатый, железный», - сказал об этом времени русский поэт). А идеалы Людвига были в прошлом – абсолютизм, патриархальность, славное рыцарское прошлое Германии, покровительство искусствам. Родись он на сто или двести лет раньше, он, вероятно, остался бы в памяти людей под каким-нибудь пышным прозвищем – например, Людвиг Великолепный. Но в действительности его еще при жизни окрестили Людвигом Безумным. Он мог бы стать немецким Королем-Солнцем, но то время прошло безвозвратно, и ему остался другой удел – Король-Луна.
Принц Людвиг фон Виттельсбах появился на свет 25 августа 1845 года. Его детские годы можно разделить на две неравные части.
Первая прошла вдали от двора, в загородных замках, принадлежащих королевской семьей, где августейшее дитя жило в окружении одних гувернеров и учителей, не видя ни родителей, ни родственников, ни других детей (за исключением специально подобранного для него одного-единственного товарища по играм). Связи с реальным миром ему заменяли сказки. Сначала это была «Тысяча и одна ночь», а потом учитель немецкой словесности познакомил его с древнегерманскими легендами и сагами, которыми Людвиг с тех пор буквально бредил. Второй его страстью с детских лет была архитектура. Он строил замки и храмы из кубиков, а из всех подарков больше всего радовался альбомам с литографиями, изображавшими старинные дворцы и крепости. Была и третья страсть – музыка. Вероятнее всего, она родилась из первой. Из всего старонемецкого эпоса Людвиг больше всего любил легенду о Лоэнгрине. Услышав как-то в придворном театре одноименную оперу Рихарда Вагнера, он сразу же стал пламенным поклонником композитора. В его детском дневнике сохранилась запись: «Сегодня писал письмо Маэстро Вагнеру». По-видимому, то письмо или не было отправлено, или по каким-то причинам не попало к адресату. Но пройдет несколько лет, и Людвиг напишет «несравненному Маэстро» еще раз…
Никто из взрослых до поры до времени не прерывал это безмятежное существование. Дед мальчика, король Людвиг I, обожал его, но педагогом оказался неважным и безоглядно баловал внука, поощряя его мечтательность и не делая ничего, чтобы познакомить его с реальной жизнью. Отец Людвига, ставший королем под именем Максимилиана II, тоже по началу не интересовался сыном. Но позднее он решил, что настала пора дать Людвигу воспитание, приличествующее принцу, - под этим он разумел прежде всего военную муштру и палочную дисциплину.
Из своего уединенного сказочного мира Людвиг попадает ко двору. Он крайне тяжело переживал столь резкую перемену, и именно тогда окружающие стали замечать в нем первые признаки душевного надлома. У Людвига начались галлюцинации и странные фантазии. Король Максимилиан советуется с психиатрами, но не решается провести настоящее обследование. Видимо, он боялся, что это может бросить тень на весь королевский дом, или просто убедил себя, что странности кронпринца – это лишь отроческая дурь, последствия неправильного воспитания, и с новыми силами принялся воспитывать сына «правильно». Отношения между ними усложнились. Впоследствии Людвиг, говоря о родителях, будет называть их не «мой отец» или «моя мать», а «мой предшественник» или «вдова моего предшественника». Отцу он никогда не сможет простить излишней строгости, а матери – равнодушия.
В 1864 году Максимилиан II неожиданно умирает. Людвиг, неполных девятнадцати лет, становится королем Баварии. В отличие от своего отца, мрачного и угрюмого человека, не пользовавшегося популярностью у подданных, Людвиг пошел в деда – блестящего харизматика, и народ полюбил его сразу и любит по сей день (ибо до сих пор в Баварии с нежностью вспоминают несчастного короля Людвига). В честь короля слагают оды и сочиняют кантаты. Его приветствуют со слезами умиления на глазах и сравнивают этого красивого, изящного, мечтательного юношу с ангелом, со сказочным принцем, с Лоэнгрином. Была у этой натуры и другая сторона, не столько симпатичная. Людвиг отличался не самым легким характером – был капризен, деспотичен и склонен к самодурству. Иногда у него случались вспышки неконтролируемого бешенства, когда он мог в ярости бить посуду, крушить мебель и даже поднимал руку на приближенных. Но свидетелями таких вспышек становился лишь самый узкий круг людей, тогда как большинство подданных ничего не знали и не верили доходившим до них слухам.
Даже те странности короля, о которых были осведомлены все, только добавляли ему загадочности и очарования. Людвиг страдал болезненной застенчивостью, и каждое многолюдное официальное собрание было для него пыткой. В театре он не садится в королевскую ложу, а прячется за портьерами, чтобы его никто не видел. Женское общество было для него особенно мучительно – на грани фобии. Молодой король любил музыку и театр и часто приглашал к себе певиц и актрис, но слушал их сквозь открытые двери, находясь в смежной комнате. Когда однажды какая-то актриса осмелилась подойти к королю, это вызвало его страшный гнев. Он поменял местами день и ночь, ложась спать на рассвете и просыпаясь вечером. Он любил роскошь и, не считая, тратил деньги на самые странные прихоти и причуды – например, разбил в своих покоях в мюнхенской Резиденции зимний сад с настоящим озером и водопадом. Но пока эти странности носили столь безобидный характер, баварцы охотно прощали обожаемого монарха.
Впрочем, вскоре эта идиллия была подвергнута серьезному испытанию.
 Едва взойдя на престол, Людвиг приглашает в Мюнхен своего кумира – Рихарда Вагнера. Он оплачивает долги композитора, дарует ему баснословную ренту и объявляет его своим первым другом. Не стоит думать, что таков был личный каприз короля. Это была не много не мало – часть его политического курса. Людвиг питал отчасти утопическую надежду на возрождение истинно немецкого духа (чтобы было что противопоставить ненавистным ему веяниям современности и, в частности, варварскому прусскому милитаризму) и рассчитывал достигнуть этого, приобщив свой народ к творчеству Вагнера. Однако народ не желал приобщаться. Вагнера в Мюнхене сразу возненавидели – за то, что он был северянином (баварцы до сих пор недоверчиво смотрят на все земли, лежащие севернее Дуная, а в ту сложную эпоху, когда готовилось объединение Германии и юг подвергался постоянной экспансии севера, эта исконная недоверчивость приобрела черты ксенофобии), за то, что он протестант (в Баварии государственной религией был католицизм), за его богемный и вольный образ жизни, наконец, за то, что король так к нему привязан (как известно, любимчиков не любят). Наконец, баварцы не понимали, почему именно Вагнер заслуживает таких неимоверных капиталовложений. Если бы Людвиг принял у себя и обласкал Оффенбаха или, скажем, Штрауса, никто бы не возражал, - это были заслуженные мастера. Но творчество Вагнера тогда еще не подтвердило свою ценность. На беду, Людвиг в этом деле не проявил достаточной гибкости. Игнорируя общественное возмущение, он продолжал грубо навязывать вагнеровские оперы своим подданным. Сцена мюнхенской Оперы была почти на сто процентов отдана Вагнеру (особенно часто, как нетрудно догадаться, ставился «Лоэнгрин»). Скандал разрастался. Народ всячески выражал королю свое неодобрение, а Вагнер, со своей стороны, начал злоупотреблять королевскими милостями. Людвиг сдался и велел кумиру оставить королевство. Впрочем, без финансовой поддержки он Вагнера не оставил, и композитор, поселившись в Швейцарии, мог творить, не думая о хлебе насущном. А буквально через несколько лет его музыка вдруг вошла в моду, и отношение к Вагнеру в Мюнхене сразу изменилось. Те самые газеты, которые раньше поливали его грязью, называя «наглым чужеземцем», теперь величали его «наш гений». Теперь Вагнер мог бы вернуться, но, видимо, не захотел, потому что слишком много неприятных воспоминаний сохранилось у него о Мюнхене и мюнхенцах.
Во многих биографиях Людвига общим местом стало упоминать, что он совершенно не интересовался государственными делами. Однако это не совсем верно. Конечно, гениальным политиком и администратором его нельзя назвать (все-таки следует помнить, что он был слишком молод и слишком не от мира сего), но у Людвига было очень сильно ощущение своей особенной королевской миссии, и он искренне старался быть настоящим королем – отцом своего народа. Будучи убежденным абсолютистом, он не мог доверить управление страной министрам и уж тем более ландтагу и сам вникал во все вопросы и оставлял за собой окончательное решение. В отличие от своего отца, проводившего либеральные реформы, Людвиг в своей внутренней политике был последовательно консервативен, а во внешней политике поначалу следовал курсу деда и ориентировался на Австро-Венгрию, что, как оказалось, было крупной ошибкой.
В 1866 году Австрия втянула союзную Баварию в войну против Пруссии. Это была воистину «битва титанов», которая могла длиться очень долго. Современникам казалось, что началась очередная затяжная бойня вроде Тридцатилетней войны, и в начале конфликта никто и представить себе не мог, что в историю эта война войдет под названием Семинедельной. В том, что она была такой недолгой, есть заслуга Людвига – хотя и довольно сомнительная.
Для Баварии кампания началась неудачно. В первой же серьезной битве при Киссингене они потерпели крупное поражение, которое приобрело в глазах впечатлительного и неопытного в военных делах молодого короля масштаб катастрофы. Он страшно переживал и охотно согласился заключить сепаратный мир по первому же предложению Пруссии. Вместе с Баварией из войны вышли и другие южногерманские государства, воевавшие на стороне Австрии. Австрия осталась в одиночестве против сильнейшего противника и, естественно, была разгромлена. После этого она уже не смогла восстановить былое влияние, тогда как позиции победившей Пруссии многократно усилились. Теперь Баварии было нелегко отстаивать свою независимость от посягательств железного канцлера Бисмарка. Возможно, прояви Людвиг чуть больше терпения и выдержки в ту военную кампанию, история Германии могла сложиться иначе.
К счастью, благодаря тому, что Бавария быстро сложила оружие, потери ее были невелики. Королевство продолжало процветать. Трудно сказать, насколько велика в этом личная заслуга Людвига. Скорее всего, процветанием страна была обязана его деду, много сделавшему для ее экономического развития. При Людвиге I Бавария, не слишком развитая индустриально и отнюдь не отличающаяся мощным военным потенциалом, начинает богатеть благодаря прогрессивным финансовым реформам и за счет развитого аграрного сектора. Именно это помогло ей быстро преодолеть последствия военного поражения.
Быстро забыв о войне, баварцы занялись мирными вопросами. В частности, всех очень интересовало, намерен ли король когда-нибудь жениться. Людвиг, чье неприязненное отношение ко всему женскому роду граничило с настоящей манией, решительно отказывался от всех предложений со стороны европейских дворов, хотя среди них попадались и весьма выгодные (например, русская великая княжна). Впрочем, в 1867 году он все же сделал предложение своей кузине принцессе Софии, но вскоре со скандалом расторг помолвку и с тех пор больше не помышлял о браке. Подданные сначала почувствовали естественное разочарование, но потом нашли для себя утешение в официальном объяснении – его величество не намерен связывать себя узами брака до тех пор, пока не встретит особу, которую по-настоящему полюбит, - и в очередной раз умилились романтическим взглядам короля. Но приближенные ко двору лица отлично знали, что дело не в романтизме или, по крайней мере, не только в нем. В одном из частных писем баварского министра юстиции Эдуарда фон Бомхардта говорится: «…Ходят слухи, что Его Величество проделывает непристойности с молодыми людьми из своей свиты…» Наклонности баварского монарха давали пищу для сплетен всем европейским дворам.
В 1870 году Бавария оказывается втянутой в еще одну войну – на сей раз на стороне Пруссии против Франции. Франция терпит сокрушительное поражение, могущество Пруссии возрастает многократно, и объединение Германии под ее главенством становится делом решенным. То, что предпринимает в этих условиях Людвиг, некоторые склонны считать проявлением слабости, но другие видят в этом хитрый дипломатический маневр. Бисмарк выражает желание, чтобы именно Людвиг, и никто другой предложил прусскому королю Вильгельму императорскую корону (коронация Вильгельма, освещенная авторитетом баварского короля, в таком случае получит явно недостающий ей ореол легитимизма). Людвиг соглашается, но берет за эту услугу хорошую цену – формально войдя в состав новой империи, Бавария сохраняет фактическую самостоятельность. У нее свое армия, свои дипломатические представительства в других странах, свои законы, свое правительство, почта, таможня и т.д. И такое положение вещей, несмотря на все давление из Берлина, сохранится в течение всей жизни Людвига. Даже в конце жизни, почти полностью переселившись в свой мир грез и потеряв интерес к реальному миру, он все равно будет следить за всеми шагами, предпринимаемыми имперским правительством в отношении Баварии, и предотвращать все покушения на самостоятельность своего маленького королевства.
В тот период Людвиг начинает строить дворец Линдерхоф и замок Нойшванштайн. Позднее к этим проектам прибавится еще и Херренхимзее. Постепенно строительство превращается в навязчивую идею, и Людвиг теряет интерес ко всему остальному. Усиливается его нелюдимость – теперь он под предлогом различных болезней почти не показывается на публике и переселяется из столицы в свои загородные резиденции. Он по-прежнему не выносит света дня и бодрствует ночью. Его досуг состоит из прогулок верхом или в карете (а в зимнее время – в великолепных барочных санях), музыки и театра и, если верить смутным слухам, оргий с лакеями и конюхами (ибо к тому моменту Людвиг удалил от себя весь свой придворный штат, оставив только низшую прислугу). Он разговаривает с духами, которых никто, кроме него, не видит, и приглашает на обед героев книг и легенд и давно умерших людей вроде короля Людовика XIV. Иногда, во время необъяснимых приступов агрессии, которые с ним теперь случаются все чаще, он сам избивает своих слуг или отдает приказы о немыслимых наказаниях (вроде «выколоть глаза и содрать кожу»). Эти приказы обычно не выполняются, но ходят слухи, что в альпийских озерах поблизости от резиденций короля слишком часто находят утопленников – в основном молодых солдат и слуг…
В довершение всего, у Людвига заканчиваются деньги, и он не может продолжать строительство дворцов (а у него столько планов – помимо перечисленных трех замков он хочет построить еще несколько). Сначала он влезает в долги и, когда приходит время платить, намеревается воспользоваться государственной казной. Это и послужило началом конца.
Когда король потребовал у министра финансов денег на свое строительство, последний собрал членов правительства на секретное совещание, и они обсуждают то, о чем давно догадывался каждый – король не в своем уме. Умный и решительный политик, поклонник Бисмарка граф фон Хольнштайн берет дело в свои руки. Он обращается к одному из ведущих европейских психиатров, доктору Бернарду фон Гуддену. Скажите, уважаемый профессор, если некая особа готова потратить пять миллионов гульденов на трон из золота и слоновой кости, приглашает на обед Людовика XV и мадам Помпадур, может часами разговаривать с деревом в парке, принимая его за человека, и обнаруживает иные подобные странности в поведении, какой диагноз вы можете поставить такому лицу? Доктор Гудден ответил, что для диагноза ему не хватает данных, но граф фон Хольнштайн не растерялся. Нужны данные? Хорошо, мы их добудем! Он начинает тайно опрашивать слуг Людвига о поведении и привычках короля. Все показания тщательно фиксируются и передаются доктору Гуддену, который на основании этого богатого фактического материала ставит диагноз: «Его Величество страдает тяжелой и запущенной формой душевной болезни, известной в науке под названием паранойя. Данная болезнь является неизлечимой и в дальнейшем будет только усугубляться…»
Диагноз доктора Гуддена в наше время оспаривается многими исследователями. В качестве основного аргумента «против» фигурирует тот факт, что профессор не обследовал короля лично. Но следует учитывать уровень психиатрической науки на тот момент. Диагноз ставился на основании чисто внешних проявлений болезни, и едва ли имело большое значение, наблюдал ли доктор Гудден эти проявления лично или услышал о них от кого-то. Наверняка поведение короля у него, как у блестящего психиатра, и до появления свидетельских показаний вызывало подозрения. Душевное здоровье Людвига с самого начала казалось сомнительным многим специалистам того времени. Французский психиатр Морель, увидевший Людвига еще кронпринцем, сказал о нем: «Это глаза, в которых горит будущее сумасшествие». Младший брат и наследник Людвига кронпринц Отто также был безумен, как и некоторые другие члены королевской семьи. Вероятно, заболевание Людвига, каково бы оно ни было (современные специалисты чаще всего говорят о шизофрении), носило наследственный характер.
Было решено установить регентство, а короля определить под врачебный надзор. В замок Нойшванштайн, где на тот момент находился Людвиг, отправилась специальная комиссия. Услышав новости, Людвиг поначалу решил бороться за свои права. Он велел арестовать членов комиссии, а сам с немногими доверенными лицами стал обсуждать, что теперь предпринять – поехать в Мюнхен и обратиться с воззванием к народу или до поры до времени скрыться в Австрию. Но потом королем овладела какая-то необъяснимая апатия. Он отпустил членов комиссии и без сопротивления позволил им увезти себя в замок Берг, где граф фон Хольнштайн и принц-регент Луитпольд (дядя Людвига) решили его содержать. Не осознавал ли Людвиг и сам в минуты просветления, что его рассудок поврежден? Не эта ли мысль заставила его согласиться с уверениями доктора Гуддена, что ему необходимо лечение?
В замке Берг Людвига поместили под сильный надзор, в комнату с дверями, закрывающимися только снаружи и с зарешеченными окнами. Сейчас мы можем усомниться, действительно ли необходимы были столь строгие меры против совершенно не опасного пациента, но опять же следует учитывать уровень развития тогдашней психиатрической науки. Впрочем, доктор Гудден позволил своему августейшему пациенту некоторые послабления. Так, он согласился гулять с ним вдвоем без сопровождения охраны и санитаров. Это оказалось роковым решением для обоих.
13 июня 1886 года врач и пациент отправились на свою обычную прогулку на берег Штарнбергского озера. Назад они не вернулись. Встревоженные охранники и слуги отправились на поиски и обнаружили в озере тела доктора и короля.
Официальная версия гласит, что Людвиг покончил самоубийством. Когда он бросился в озеро, доктор Гудден попытался ему помешать (или, возможно, позвать на помощь), и Людвиг, чтобы осуществить свое намерение, был вынужден сначала убить его. Другой вариант развития событий – король утопил врача и попытался бежать, но умер от сердечного приступа или кровоизлияния в мозг. Существуют также версии об убийстве и о побеге (якобы Людвиг сбежал, а похоронили двойника или восковую куклу).
Тело искренне оплакиваемого народом короля похоронено в склепе церкви Святого Михаила в Мюнхене, а дух его, как говорят, до сих пор блуждает по берегам Штарнбергского озера. Слова католической поминальной молитвы – «перешел от смерти в жизнь» - как никогда применимы в этом случае. Окончилась жизнь венценосного безумца, и начала жить одна из красивейших легенд того совсем не легендарного времени. Людвигу как никому повезло после смерти: забылось все плохое, зато запомнилась красота, поэзия и таинственность, с которыми он жил… и продолжает жить.
© Prince Nocturne
|
